Юлия Друнина: «Как летит под откос Россия, не могу, не хочу смотреть!»
10 мая этого года могло бы исполниться 95 лет советской поэтессе Юлии Друниной, но в 1991 г. она приняла решение уйти из жизни. На её долю выпало немало испытаний, которые она перенесла с неженской стойкостью и мужеством. Юлия Друнина прошла через войну, но не смогла выжить в мирное время и смириться с распадом СССР.
…21 июня 1941 г. Юлия Друнина вместе со своими одноклассниками встречала рассвет после выпускного. А наутро они узнали, что началась война. Как и многие её ровесницы, 17-летняя Юлия участвовала в строительстве оборонительных сооружений, пошла на курсы медсестёр, поступила в добровольную санитарную дружину при районном обществе Красного Креста, стала санитаркой в пехотном полку.
«Подстриженная под мальчишку, была похожа я на всех», – писала поэтесса. Действительно, таких, как она, на войне было очень много. Девушки не только выносили с поля боя раненых солдат, но и сами умели обращаться с гранатами и пулемётами. Подруга Друниной Зинаида Самсонова спасла около 50 русских солдат и уничтожила 10 немецких. Одно из сражений стало для неё последним. Поэтесса посвятила ей стихотворение «Зинка», которое стало одним из самых известных её военных произведений.
В 1943 г. Друнина получила ранение, которое чуть не стало для неё смертельным: осколок снаряда прошёл в 5 мм от сонной артерии. В 1944 г. она была контужена, и её военная служба завершилась.
После войны о ней заговорили как об одном из самых талантливых поэтов военного поколения.
В конце 80-х она отстаивала права фронтовиков и даже баллотировалась в Верховный Совет СССР. Но очень скоро разочаровалась в депутатской деятельности, а распад Союза Друнина восприняла как личную трагедию и крах идеалов всего её поколения, прошедшего через войну.
В августе 1991 г. поэтесса вышла на защиту Верховного Совета, а через три месяца она закрылась в своём гараже, выпила снотворного и завела машину...
За день до смерти Друнина написала: «Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно только имея крепкий личный тыл… Правда, мучает мысль о грехе самоубийства, хотя я, увы, не верующая. Но если Бог есть, он поймёт меня. 20.11.91». А в её последнем стихотворении были такие строки: «Как летит под откос Россия, не могу, не хочу смотреть».
Нет, она не покончила с собой – её убил ельцинизм!
Юлия Владимировна Друнина, 1956 год. Фото: РИА Новости / Давид Шоломович.
***
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
***
Качается рожь несжатая.
Шагают бойцы по ней.
Шагаем и мы – девчата,
Похожие на парней.
Нет, это горят не хаты —
То юность моя в огне…
Идут по войне девчата,
Похожие на парней.
1942
***
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
1943
ДРУНЯ
«Друня» – уменьшительная форма от древнеславянского слова «дружина».
Это было в Руси былинной.
В домотканый сермяжный век:
Новорожденного Дружиной
Светлоглазый отец нарек.
В этом имени – звон кольчуги,
В этом имени – храп коня,
В этом имени слышно:
– Други!
Я вас вынесу из огня!
Пахло сеном в ночах июня,
Уносила венки река.
И смешливо и нежно «Друня»
Звали девицы паренька.
Расставанье у перелаза,
Ликование соловья…
Светлорусы и светлоглазы
Были Друнины сыновья.
Пролетали, как миг, столетья,
Царства таяли словно лёд…
Звали девочку Друней дети –
Шёл тогда сорок первый год.
В этом прозвище, данном в школе,
Вдруг воскресла святая Русь,
Посвист молодца в чистом поле,
Хмурь лесов, деревенек грусть.
В этом имени – звон кольчуги,
В этом имени – храп коня,
В этом имени слышно:
– Други!
Я вас вынесу из огня!
Пахло гарью в ночах июня,
Кровь и слёзы несла река,
И смешливо и нежно «Друня»
Звали парни сестру полка.
Точно эхо далёкой песни,
Как видения, словно сны,
В этом прозвище вновь воскресли
Вдруг предания старины.
В этом имени – звон кольчуги,
В этом имени – храп коня,
В этом имени слышно:
– Други!
Я вас вынесу из огня!..
***
Целовались.
Плакали
И пели.
Шли в штыки.
И прямо на бегу
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.
Мама!
Мама!
Я дошла до цели…
Но в степи, на волжском берегу,
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.
ЗИНКА
1
Мы легли у разбитой ели.
Ждём, когда же начнёт светлеть.
Под шинелью вдвоём теплее
На продрогшей, гнилой земле.
– Знаешь, Юлька, я – против грусти,
Но сегодня она не в счёт.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живёт.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня – лишь она одна.
Пахнет в хате квашнёй и дымом,
За порогом бурлит весна.
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждёт…
Знаешь, Юлька, я – против грусти,
Но сегодня она не в счёт.
Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг приказ: «Выступать вперёд!»
Снова рядом, в сырой шинели
Светлокосый солдат идёт.
2
С каждым днём становилось горше.
Шли без митингов и знамён.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрёпанный батальон.
Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по чёрной ржи,
По воронкам и буеракам
Через смертные рубежи.
Мы не ждали посмертной славы –
Мы хотели со славой жить.
…Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Её тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав…
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.
3
– Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счёт.
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живёт.
У меня есть друзья, любимый,
У неё ты была одна.
Пахнет в хате квашнёй и дымом,
За порогом стоит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
…Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала?!
1944
В ШКОЛЕ
Тот же двор.
Та же дверь.
Те же стены.
Так же дети бегут гуртом,
Та же самая «тётя Лена»
Суетится возле пальто.
В класс вошла.
За ту парту села,
Где училась я десять лет.
На доске написала мелом
«X + Y = Z».
…Школьным вечером,
Хмурым летом,
Бросив книги и карандаш,
Встала девочка с парты этой
И шагнула в сырой блиндаж.
1945
ВСЁ ГРУЩУ О ШИНЕЛИ
Всё грущу о шинели,
Вижу дымные сны, –
Нет, меня не сумели
Возвратить из Войны.
Дни летят, словно пули,
Как снаряды – года…
До сих пор не вернули,
Не вернут никогда.
И куда же мне деться?
Друг убит на войне.
А замолкшее сердце
Стало биться во мне.
1947
И ОТКУДА БЕРУТСЯ СИЛЫ...
И откуда
Вдруг берутся силы
В час, когда
В душе черным-черно?..
Если б я
Была не дочь России,
Опустила руки бы давно,
Опустила руки в сорок первом.
Помнишь?
Заградительные рвы,
Словно обнажившиеся нервы,
Зазмеились около Москвы.
Похоронки,
Раны,
Пепелища…
Память,
Душу мне войной не рви,
Только времени не знаю чище
И острее
К Родине любви.
Лишь любовь давала людям силы
Посреди ревущего огня.
Если б я
Не верила в Россию,
То она
Не верила б в меня.
Я НИКОГДА НЕ ПРЕДАВАЛА
Мне близки армейские законы,
Я недаром принесла с войны
Полевые мятые погоны
С буквой «Т» – отличьем старшины.
Я была по-фронтовому резкой,
Как солдат, шагала напролом,
Там, где надо б тоненькой стамеской,
Действовала грубым топором.
Мною дров наломано немало,
Но одной вины не признаю:
Никогда друзей не предавала –
Научилась верности в бою.
***
Да, сердце часто ошибалось,
Но все ж не поселилась в нём
Та осторожность, та усталость,
Что равнодушьем мы зовем.
Всё хочет знать,
Всё хочет видеть,
Все остаётся молодым.
И я на сердце не в обиде,
Хоть нету мне покоя с ним.
ЗА УТРАТОЮ УТРАТА…
За утратою – утрата,
Гаснут сверстники мои.
Бьёт по нашему квадрату,
Хоть давно прошли бои.
Что же делать?–
Вжавшись в землю,
Тело бренное беречь?
Нет, такого не приемлю,
Не об этом вовсе речь.
Кто осилил сорок первый,
Будет драться до конца.
Ах обугленные нервы,
Обожжённые сердца!..
О, РОССИЯ
О, Россия!
С нелёгкой судьбою страна…
У меня ты, Россия,
Как сердце, одна.
Я и другу скажу,
Я скажу и врагу –
Без тебя, как без сердца,
Прожить не смогу…
СУДНЫЙ ЧАС
Покрывается сердце инеем –
Очень холодно в судный час…
А у вас глаза как у инока –
Я таких не встречала глаз.
Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Все ж крещёная!) помолюсь
За таких вот, как вы, –
За избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!
1991
Опубликовано в № 10 (1218) газеты «Брянская правда» от 7 марта 2019 года.