С войною не покончили мы счёты… Интервью Владимира Бушина ко Дню Победы

Интервью Владимира БУШИНА ко Дню Победы, где он грозится бросить портрет неназванного лица к Мавзолею Ленина.

– Владимир Сергеевич, можете назвать лучшие, по-вашему, вещи о Великой Отечественной – самые мощные, точные – в прозе и поэзии, объяснив, почему?

– Ещё и объяснить! Это, знаете, вопрос на обширную статью. Сергей Наровчатов в своё время сказал: война не породила гениального поэта, но породила гениальную поэзию о ней. По-моему, это можно сказать не только о поэзии.

– У нас традиционно считается, что писатель-фронтовик, режиссёр-фронтовик точно знает правду. Вы согласны?

– Ну, во-первых, всегда были и есть люди, о которых сказано: смотрит в книгу, а видит фигу. Во-вторых, были и писатели, и режиссёры, о которых справедливо сказать: на фронте был, да всё позабыл. Но Пушкин не мог быть в средневековой Европе, он вообще за пределами России нигде не был, но вот его «Маленькие трагедии» – где там хоть одна клюковка? А вообще-то, конечно, хорошо видеть своими глазами или быть участником того, о чём взялся поведать миру. Надо думать, Толстому при работе над «Войной и миром» очень пригодился его севастопольский опыт Четвёртого бастиона.

– Как не верить художнику, который собственными глазами видел войну... Трудно было не поверить и Виктору Астафьеву... Во многом именно его высказывания о войне легли в основу пропагандистской формулы «завалили трупами»... Как Вы вообще объясняете подобного рода причуды памяти, когда в конце 80-х, в 90-е многие участники войны стали своими воспоминаниями создавать новый образ Великой Отечественной, и советский солдат предстал едва ли не оккупантом, а Советская власть – воплощением зла?

– Во-первых, вовсе не многие оказались оборотнями. А у оборотней это никакие не «причуды памяти», а заурядное шкурничество. Они и в советское время катались, как сыр в масле, но произошла антисоветская контрреволюция. Новым властителям надо в благоприятном свете представить своё предательство, для этого требуется в кошмарном виде изобразить прошлое, которое, дескать, честный человек обязан был отринуть и проклясть. Для выполнения сей задачи свистнули писателей, режиссёров, артистов. И они тотчас явились, ибо как любили, так и любят вкусно есть и сладко пить. Одним из первых и прибежал с катушкой ротный телефонист Астафьев. Он в советское время, например, на страницах «Правды» уж такие возвышенные слова плёл, такие рулады закатывал о Красной Армии и о нашей победе, что и тогда тошно было, а уж при либералах стал изображать армию дикой ордой, а победу – подарком сатаны. Но ведь он был в военном отношении человеком удивительно невежественным.

Или Борис Васильев. Одно дело – «Зори здесь тихие» в советское время и совсем другое – как он поносил наше командование в беседе по случаю своего 80-летия, да ещё с американским журналистом. Тот, поди, слушал и не мог наслушаться...

Или Даниил Гранин, который в советское время вместе с А. Адамовичем написал правдивую книгу о блокаде Ленинграда, а уж потом – хоть святых выноси. Всё, дескать, было так мерзко, что мы непременно должны были потерпеть поражение, но, неизвестно как, победили. Уверял, что даже медаль «За победу над Германией» мы получили в 1965 году. Через двадцать лет после войны, когда многие её участники уже умерли! Какое, мол, бесстыдство советской власти! Да я, как и миллионы других фронтовиков, с этой медалью уже в 45-м году с войны вернулся.

Вот только этих трёх писателей-фронтовиков я и могу назвать оборотнями. А чаще всего и особенно старательно врут о войне те, кто в большинстве своём не только на войне не были, но и в армии не служили: Радзинский, Жуховицкий, Радзиховский, Резун, А. Пивоваров, Прав-дюк, Познер, Млечин и... Хакамада.

Однажды Гранин заявил: «История войны бесстыдно обросла враньём». Появилась, мол, «сочинённая война». Верно. И тут больше всех поработали названные выше старатели. Но писатель по своей природной уклончивости не назвал ни имён лжецов, ни книг с этой «сочинённой войной». И приходится внести ясность.

Кто же именно «сочинил» ту фальшивую картину войны, где плещется «разливанное море барабанной трескучей лжи о войне», как писал критик Андрей Турков? Шолохов в романе «Они сражались за Родину»? Алексей Толстой – в «Рассказах Ивана Сударева» и «Русском характере»? Леонов – в «Нашествии» и «Взятии Великошумска»? Эренбург – в публицистике и в романе «Буря»? Симонов – в повести «Дни и ночи» и таких, например, стихах, как «Жди меня» или:

Опять мы отходим, товарищ.

Опять проиграли мы бой.

Кровавое солнце позора

Заходит у нас за спиной...

Твардовский – в «Василии Тёркине» и в стихах «Я знаю, никакой моей вины»? Некрасов – в повести «В окопах Сталинграда»? Фадеев – в «Молодой гвардии»? Или пустую фантазию придумал Щипачёв о сброшенном немцами по приказу генерала памятнике Ленину в небольшом городке?

А утром этот самый генерал

Взглянул в окно и задрожал от страха:

Как прежде в сквере памятник стоял,

Незримой силой поднятый из праха.

Может, врали Корнейчук в пьесе «Фронт», Довженко – в «Отступнике»? Леонид Соболев в «Морской душе» и в «Зелёном луче»?

Врал Светлов в стихотворении «Итальянец», в поэме «Лиза Чайкина» и в пьесе «Бранденбургские ворота»? Василий Гроссман в романе «Народ бессмертен»? Или притворялась Ольга Берггольц в стихах, написанных в блокадном Ленинграде:

Мы предощущали полыханье

Этого трагического дня.

Он пришёл. Вот жизнь моя, дыханье.

Родина! Возьми их у меня...

Или она выдумала это? –

Сто двадцать пять блокадных грамм

С огнём и кровью пополам.

Или лгали Маргарита Алигер в поэме «Зоя», Александр Бек в «Волоколамском шоссе», Муса Джалиль в «Моабитской тетради», Ванда Василевская в «Радуге», Борис Горбатов в «Непокорённых»? Или Павел Антокольский лицемерил в поэме «Сын»?

Прощай... Поезда не приходят оттуда.

Прощай...Самолёты туда не летают.

Прощай... Никакого не сбудется чуда,

А сны только снятся нам,

снятся и тают.

Мне снится, что ты ещё малый ребёнок,

Смеёшься и топчешь ногами босыми

Ту землю, где столько лежит

погребённых...

На этом кончается повесть о сыне.

А Павел Шубин уже после войны?

Выпьем за тех, кто командовал ротами,

Кто умирал на снегу,

Кто в Ленинград пробирался болотами,

Горло ломая врагу.

Где тут хоть одно фальшивое слово? А «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого? И «Сын полка» Валентина Катаева? И «Ночь полководца» Георгия Берёзко? Может, угодничал Исаковский в стихотворении «Русской женщине», написанном тоже после войны?

Да разве об этом расскажешь...

В какие ты годы жила!

Какая безмерная тяжесть

На женские плечи легла!..

В то утро простился с тобою

Твой муж, или брат, или сын,

И ты со своею судьбою

Осталась один на один...

Ты шла, затаив своё горе,

Суровым путём трудовым.

Весь фронт, что от моря до моря,

Кормила ты хлебом своим...

А «Горячий снег» и «Батальоны просят огня» Бондарева? А «Пядь земли» Бакланова? А «Убиты под Москвой» и «Это мы, Господи!» Константина Воробьёва? А «Иван» Владимира Богомолова? А «Брестская крепость» Сергея Смирнова?

Или лгали после войны Калатозов в фильме «Летят журавли», Чухрай – в «Балладе о солдате»? Озеров – в «Освобождении»? Или художники Корин и Пластов, Дейнека и Кривоногов?.. Как характерно, что у немцев за всю войну не появилось ни одной книги о ней, ни одного фильма, ни одной песни. О каждом из них можно было сказать: настоящий человек!

– Как с возрастом менялось Ваше отношение к тем или иным произведениям о войне? Возможно, в первые годы после войны и, скажем, в 70-е, а тем более в 90-е, восприятие отличалось, что-то начинало раздражать, что-то виделось в новом свете...

– А почему оно должно было меняться? И какой такой «новый свет»? Он что, исходил от Ельцина или Путина, от патриарха или военного министра Сердюкова, от борзописца Радзинского или грабителя Чубайса? Да, один из названных пальнул в белый свет, как в копеечку: Гитлер это, мол, бич Божий нам за наше безбожие. Но не хватило ума объяснить, почему же Господь даровал победу нам, безбожникам, а не Бичу своему, который 22 июня 1941 года приказ войскам закончил словами надежды: «Да поможет нам Господь!» Не помог... Хотя и Геринг уповал: «Я надеюсь на Всемогущего, пославшего нам фюрера...» И Риббентроп умолял: «Господи, храни Германию!..» Не помог, хотя и у воинства были ремни, на пряжках которых сияло «С нами Бог!». Менялось отношение не к произведениям о войне, а к некоторым писателям.

– Согласны Вы, что сегодня многое изменилось?.. После нескольких десятилетий фальсификации истории Великой Отечественной как будто наступило затишье. Кажется, что пропагандистская кампания против Победы проиграна. Подавляющее большинство наших соотечественников понимает, что тема войны – неприкосновенна, считает День Победы священным праздником. Подтверждение тому и новая традиция – «Бессмертный полк».

– Да, где-то что-то на клеточном уровне меняется. Например, в этом году пригласили меня на парад в День Победы. Билета ещё нет, но если не передумают, пойду с Красным знаменем и с двумя портретами. Один буду держать у груди на виду, а второй, если удастся, брошу к подножию Мавзолея, как 24 июня 1945 года бросали мы вражеские знамёна.

Вот Зюганов накануне парада взывает к президенту по поводу маскировки Мавзолея: «Призываю Вас сейчас, в новый час испытаний для России пойти по тому же пути». По какому? По пути Сталина, при котором были возвращены в память народа образы наших великих предков, отвергнутых отцами радзинских-радзиховских в первые годы революции – Александра Невского, Дмитрия Донского, Суворова, Кутузова... И вот: «Призываю Вас в ознаменование вступления 7 мая на высокую должность президента снять с Мавзолея позорные ограждения...». Этим ограждениям в этом году уже десять лет – юбилей одного из порождений кремлёвского тупоумия!

1 мая была демонстрация на Красной площади. И что Мавзолей? Как был в блокаде, так и стоит. Неужели создатели этой блокады никогда не думали о своей смерти, о том, что будет с их могилами? Видимо, не думали и рассчитывают на своё персональное бессмертие.

Ведь буквально каждый день они пичкают нас образцами своего интеллектуального парения. Вот сейчас в канун Дня Победы, как стемнеет, затеяли с помощью нынешних великих световых эффектов имитировать налёты немецкой авиации на Москву. Вы поняли? И москвичи воочию видят, например, как под фашистскими бомбами рушится Большой театр. На самом-то деле только одна бомба угодила в вестибюль, но нам показывают, как театр горит, рушится... Видимо, это и есть один из прорывов, что обещал нам президент в своем недавнем послании – прорыв в деле патриотического воспитания народа. И ведь какие тут богатые возможности! Взять, например, и изобразить, как 23 августа 1942 года сотни немецких самолётов обрушились на Сталинград, как полыхал город, и гибли в огне и под бомбами тысячи его жителей. То-то картина увлекательная. Или – как 22 марта 1943 года немцы подожгли и расстреляли деревню Хатынь со всеми её 149 жителями, из которых половина детей. О, неисчерпаемый кладезь открыли наши властители...

Неужели Зюганов за 27 лет так и не понял, с кем он имеет дело? Ведь эти люди во главе с президентом абсолютно чужды нашей истории и культуре. За все эти 20–25 лет ни один режимный член правительства и губернатор, ни один путинский думский депутат не вспомнили, не назвали ни одного советского министра или маршала, ни одного учёного или писателя, ни одного даже артиста или художника... За исключением Ленина и Сталина, о которых невежественно, злобно лгали.

«Бессмертный полк» это, конечно, хорошо, но оборотни и его пытаются извратить, приспособить к своей дури. Так, некая мадам Поклонская, неизвестно как попавшая в Думу, явилась с портретом царя Николая. Можно ожидать и портреты Распутина, Пуришкевича, Жириновского...

А ещё сейчас есть большой конгломерат военных отставников – полковник В. Ащин, капитан Ю. Антропов и др. Их главная страсть – маршал Жуков, который для них загадка. Им совершенно непонятно, почему Сталин послал его на Халхин-Гол, в критический момент – в Ленинград, зачем при обороне Москвы поручил командовать самым главным Западным фронтом, с какой стати назначил своим заместителем, как мог поставить во главе 1-го Белорусского фронта, штурмовавшего Берлин, а потом Жуков принимал и капитуляцию немцев, и парад Победы. А звания и награды! Первый за время войны маршал! Орден «Победы» №1, потом ещё; орден Суворова №1, потом ещё; при Сталине – три Звезды Героя, потом ещё; при Сталине три ордена Ленина, потом ещё три... А ведь Ащин уверен, например, что Жуков никакого участия в Сталинградской битве не принимал, и почему за несколько дней до победного окончания этой великой битвы ему присвоили звание маршала и он получил орден Суворова, он уразуметь не может.

А у Антропова лоб на три сантиметра выше, чем у Ащина. И вот, например, какую жатву он собирает с этих сантиметров. Правда, на сей раз не о Жукове: «А.М. Коллонтай пишет, что в 1951 году министр иностранных дел А. Громыко отказывался вернуть ей личный архив, и Александра Михайловна решилась побеспокоить Сталина. «В телефонной трубке раздался хриплый голос: Сталин был болен...»

Во-первых, Сталин не мог отвечать на любые звонки, Коллонтай могла услышать голос его секретаря Поскрёбышева. Во-вторых, каким образом, почему личный архив Коллонтай оказался у Громыко? В-третьих, если так, то по какой причине он не желал вернуть архив его хозяйке? Зачем он ему? В-четвёртых, в 1951 году министром иностранных дел был не Громыко, а Вышинский.

Ах, как жаль, что полковник Ащин и капитан Антропов не познакомились с Андреем Януарьевичем Вышинским, когда он был Генеральным прокурором СССР!..

Позже опубликовано в № 19 (1176) газеты «Брянская правда» от 11 мая 2018 года.