Павел Петрович Зайцев. Пропавший без вести погиб на Сталинградском фронте
В Бессмертный полк зачислен навечно! Пропавший без вести погиб на Сталинградском фронте.
У жизни свой закон. Она легко вычёркивает из памяти воспоминания о счастливых днях, а вот думы о горе-горьком впечатываются в сознание надолго, в детскую же память – навсегда. В свои восемьдесят два я, порой, не могу поведать подробности дня вчерашнего, но события военного детства – до незначительных мелочей – по сей день хранит моя память...
ПОХОРОНКА
Этот апрельский день 1944 года был пасмурным, но на редкость тёплым. Мама решила привести в порядок палисадник, располагавшийся под окном кухни нашего дома. За два года нашествия оккупантов к нему не прикасались её руки, и здесь царило запустение. Но осенью сорок третьего Брянщину освободили от немецких захватчиков, и теперь наступила весна свободы, пробудившая жажду мирной жизни, несмотря на гром войны на западе, куда откатил фронт.
Я, шестилетний мальчонка, вертелся подле матери, с интересом наблюдая как она, ловко орудуя лопатой, копала клумбу, освобождая её от сорной травы, а потом легко рыхлила землю грабельками, готовя почву под посадку цветов, о чём мне пояснила, отвечая на мои почемучные вопросы.
Вдруг звякнуло кольцо на калитке у ворот, щеколда поднялась над треугольным упором и дверь распахнулась, пропуская во двор почтальона тётю Веру Сухобокову. Её толстая сумка висела спереди на широком ремне, перекинутом через плечо.
Мама всегда приветливо встречала письмоносицу и с благодарной признательностью принимала из её рук солдатские треугольнички. А взглянув на фронтовое послание, произносила:
– Спасибо, Верочка. Это опять от Феди, – потом, вздохнув, добавляла, – вот от Павла всё нет и нет…
Федя – мой отец. Его письма радовали нас. А Павел – младший брат мамы и мой дядя. Его молчание всех огорчало. Они оба, отец и дядя, ушли на войну в июле сорок первого, только дядя Павел на два дня раньше отца. И как только изгнали захватчиков из нашей области, от отца стали регулярно приходить письма-треугольнички, а от дяди – «ни слуху, ни духу», как говорила бабушка.
Тётя Вера считалась нашей родственницей. Она была замужем за племянником бабушки, то есть за двоюродным братом мамы. Поэтому обе женщины при встрече накоротке успевали о чём-нибудь поговорить. Помню, как мама, взглянув на толстую сумку почтальона, с сочувствием сказала:
– Ох, Верочка, как же тяжело тебе с такой поклажей каждый день по городу колесить.
– Знаешь, Аня, – отвечала письмоносица, – сумка тогда бывает тяжела, когда в ней оказывается хотя бы одна похоронка. А бывает и две, и три. Сердце кровью обливается от сознания, что людям горькую весточку несу. Женщины её рыданиями встречают, а старики угрюмо опускают головы, пряча глаза, полные слёз. И всё это такую у меня вызывает боль, что по ночам спать не могу.
И появление в этот раз у нас во дворе тёти Веры, на которую только издали взглянула мама, вызвало у неё тревогу. Мама побледнела, оперлась на лопату, и дрожащими губами произнесла, будто выкрикнула:
– Кто?!!
До сих пор мне не понятно, как она на расстоянии почувствовала, что почтальон нам несёт горькую весть.
– Нюра! Нюра! Успокойся! – скороговоркой зачастила тётя Вера. – Не Федя, не Федя… Павел!
Мама зарыдала. Услышав её плач, из дома выбежала тётя Дуся, вторая сестра дяди Павла, и, поняв в чём дело, залилась слезами. А потом на крыльце появилась бабушка, присоединившая свои рыдания к плачу дочерей.
Только дедушка, угрюмо опустив голову, был сдержан. Он взял из рук почтальона «казённое письмо», как называл официальные послания в отличие от солдатских треугольничков, и пошёл в дом.
Павел Зайцев – навсегда оставшийся молодым.
Через минуту все сгрудились в кухне. Дедушка сел за стол, надел очки и развернул бумагу. Сначала прочитал сообщение про себя, шевеля губами, а потом дрожащим голосом вслух. И сказал, пытаясь успокоить плачущих женщин:
– Рано вы Павла оплакиваете. Тут сказано – пропал без вести. Сколько уже таких пропавших без вести живыми возвратились. Ранеными, насквозь простреленными, но живыми. Дай Бог, и Павел вернётся…
Затем дедушка встал, положил очки на «казённое письмо» и вышел из дома.
Я тихонько последовал за ним. Он направился в сад, который у нас был большим. Десять мощных яблонь выстроились в два ряда по пять в каждом. А в конце, в сторонке от них, как командир яблоневого строя, красовалась груша, «вымахавшая в один обхват», по выражению дедушки. К ней он и подошёл. Прислонился к стволу всей спиной и, вдруг, обхватив голову руками, затрясся всем телом в беззвучном рыдании. Казалось, ещё мгновение, и разрывающая душу боль вырвется наружу истошно-пронзительным криком. Но он, охваченный приглушённым рыданием, медленно сползал по стволу дерева на землю. Я, стоявший метрах в пяти от дедушки, всем своим детским существом понял, что дяди Павла больше нет. А слова дедушки, что он вернётся, были адресованы женщинам, чтобы их успокоить.
И в моём детском сознании всплыли воспоминания о том, как мой любимый дядя, привязав подушку на раму велосипеда, усаживал меня на неё верхом и я, крепко уцепившись руками за никелированный руль, с замирающим от восторга сердцем мчался с дядей Павлом по улицам города в парк. Там он пускал меня бегать по дорожкам под сенью деревьев, а сам беседовал с друзьями, которые его поджидали. И мне вдруг стало больно, что его больше нет, и я тихонько заплакал, направляясь к дому, оставив дедушку одного.
А сестра Светлана, которой в то время было четыре года, запомнила плачущую бабушку, уединившуюся в горнице. Так у нас называли большую комнату в пристройке к дому-пятистенке.
– Бабушка взяла в руки фотографию дяди Павла, – рассказывает сестра, – села на стул с изогнутой дугой спинкой, который взрослые называли венским, и залилась слезами. Посмотрит-посмотрит на снимок, прижмёт к груди и причитает плача: «Сыночек мой любименький, Павлушенька родименький, больше я тебя не увижу!» А я стояла рядом с ней и ревела. Мне было жалко и бабушку, и дядю, которого она больше не увидит.
Так, в одночасье, похоронка принесла горе всей нашей семье.
СОЛДАТ ВОЙНУ НЕ ВЫБИРАЕТ…
Да, это война выбирает себе солдат, призывая их сражаться за честь Отчизны, за жизнь, за справедливость, за любовь. В число таких воинов был мобилизован и призван Павел Петрович Зайцев, наш дядя. И вот всё, что осталось от него, – короткая фраза: «без вести пропал».
Но где? В каком месте земли нашей родной? Всё это было покрыто мраком.
Сестра Светлана (она же племянница дяди Павла) как-то вспомнила об одном разговоре, который у неё состоялся с бабушкой Чавгун, проживавшей на одной из соседних улиц нашего города.
– Она меня остановила, – рассказывала сестра, – когда я возвращалась из школы. Кажется, я тогда училась в шестом классе. Остановила и спрашивает: «Скажи, девочка, ты внучка Петра Егоровича Зайцева, а мама твоя – учительница?» – «Да», – отвечала ей. – «Никак твою маму не встречу, – продолжала она. – Хотела ей рассказать, что к нам приезжал родственник, который вместе с твоим дядей Павлом воевал против немцев под Киевом. Сказывал, что те первые дни войны на Днепре были кромешным адом. Их часть была разбита, а оставшиеся в живых, чтобы не оказаться в плену, отступили, потом вошли в новое формирование. Но Павла Зайцева он там не встретил. А когда мы сказали, что Зайцевы на него получили похоронку, горько произнёс: «Видно, погиб в том пекле под Киевом».
Когда я дома рассказала об этом разговоре, то родители предположили, что дядя Павел, видно, покой свой обрёл на земле приднепровской.
И всё-таки место, где, действительно, «покой обрёл солдат», оставалось неведомым. Значит, война для нас, живых, была незаконченной. Ведь Суворов говорил: «Война окончена тогда, когда похоронен самый последний погибший солдат».
А где могила нашего без вести пропавшего, даже не дала ответ «Книга Памяти» Брянской области. В ней предельно лаконично сообщается: «Зайцев Павел Петрович, политрук, 1915 года рождения. Русский. Орловская область, город Трубчевск. Призван Трубчевским РВК. Пропал без вести в августе 1941 года».
И эта запись как бы подтверждала то сообщение, которое дошло до нас через третьих лиц от солдата, сражавшегося бок о бок с нашим дядей.
Но как бы земля ни полнилась слухами, только документы могут представить бесспорные факты. Вот и захватила жажда поиска таких доказательств Аню, внучку Светланы, дочь её сына Станислава, а значит правнучатую племянницу дяди Павла.
ПОИСК
Анна Станиславовна Клюева (по мужу Тяглова), моя внучатая племянница, рассказала, что на неё большое впечатление произвёл мой очерк «Боль памяти», в котором показана война глазами ребёнка. Да и книга «Я не участвовал в войне, она участвует во мне», которая открывается этим очерком, позволила как-то по-новому взглянуть на события времён тех дальних. Вот и захотела для себя и своих детей (дочери и сына) открыть героические страницы той войны, в которой сложил свою голову прадедушка Павел.
Для поиска нужны были точные данные о нём. К сожалению, его документов в семье не сохранилось. Поэтому запросила Брянский областной архив, указав дату рождения по «Книге Памяти».
Ответ разочаровал. В нём говорилось, что в документах 1915 года такой личности не значится.
– Видно, год указан неверно, – подумала Аня, и про себя заметила, – но человек не иголка в стоге сена, его незримые черты где-нибудь да объявятся.
Так и вышло. Случайно, включив телевизор, услышала, что в связи с приближающейся 75-й годовщиной Великой Победы, сведения о героических защитниках Отечества можно получить на их сайте. И Аня, быстро записав электронный адрес, тут же сделала запрос.
Ответ был ошеломляющим, опровергающий привычную для нас мысль, что наш родственник без вести пропал в хаосе войны. А поэтому с некоторым удивлением я читаю и перечитываю присланные мне внучкой Аннушкой компьютерные распечатки сообщений из интернета. И невольно подумал о том, что жизнь полна роковых совпадений. В апреле 1944 года пришла похоронка, сообщившая, что Зайцев Павел Петрович пропал без вести в пекле войны, а в апреле 2020 года, через 76 лет после получения горького известия, его правнучка знакомится с достоверным фактом, свидетельствующим о месте гибели на поле брани дяди и прадедушки Павла. Сообщение гласит: «Зайцев П.П. погиб 29.07.1942 г.». На сайте «Память народа» есть запись о месте захоронения политрука Зайцева П.П. в декабре 1942 г. – Волгоградская обл., Октябрьский район, село Васильевка, Братская могила 2».
Памятник курсантам на Мемориале в с. Васильевка.
Дальше в ответе говорилось, что для прояснения и уточнения достоверности данных следует обратиться к документам Центрального архива Министерства обороны РФ в городе Подольске.
А необходимость такого уточнения сразу возникла, поскольку фамилия весьма распространённая, а инициалы не раскрывали имени и отчества. Только ссылка на 214-ю стрелковую дивизию, в которой воевал Зайцев П.П., открывала возможность для прояснения.
И тут помог сайт «Одноклассники». Опытный поисковик полковник Виктор Юрьевич Суслопаров, выяснив, что Аня разыскивает своего прадедушку политрука, выслал ей список сослуживцев из книги выбытия этой части. Страничка «выбывших», то есть погибших, заканчивалась фамилией под 84-м номером. Это был «младший политрук Зайцев Павел Петрович – политический руководитель пулемётной роты учебного батальона 214-й стрелковой дивизии. Погиб 29.07.1942 года». Далее значится, что он «1916 года рождения, член ВКП(б). Место рождения – Орловская обл., г. Трубчевск, ул. Октябрьская, 55».
Кстати, дом, из которого наш Павел Петрович уходил на войну, стоит на том же самом месте. Правда, он претерпел огромную перестройку. И номер дома стал 61, поскольку на нечётной стороне улицы Октябрьской появилось три новых дома. А его полноправная хозяйка теперь племянница дяди Павла – Светлана. Здесь и правнучка Аня выросла, которая добилась восстановления справедливой памяти о прадедушке Павле.
И ещё одним бесспорным подтверждением правдивости записи в книге убытия является ксерокопия алфавитной карты Зайцева Павла Петровича, присланная Ане. В ней аналогичная запись, что и в книге выбытия. И этим все сомнения исчерпаны. Осталось выяснить, где же он обрёл свой покой...
КУРСАНТОВ СТРОЙ – ЗА РОДИНУ В БОЙ
Поисковый энтузиазм внучки передался нашей со Светой сестре Людмиле, живущей в Санкт-Петербурге. Зная мои проблемы со зрением, лишившие меня возможности напрямую получать сведения из интернета, она извлекла из его сети много для себя интересных сведений, которыми поделилась со мной. Эти документы, открытые для широкого доступа в 2007 году, – красноречивые свидетельства жесточайших боёв на первой линии Сталинградского фронта, в одном из которых и сложил свою голову наш дядя Павел.
И вот, спустя годы, я листаю и перелистываю свидетельства пронзительной правдивости, с помощью увеличительных стёкол всматриваюсь в ксерокопии карт-схем первой линии Сталинградского фронта, и понимаю, сколь непростой была здесь обстановка, если в это пекло сражений бросили части, сформированные из курсантов военных училищ.
По неполным данным, в битве за Сталинград приняло участие 30 тысяч курсантов 25-ти военных училищ. Речь шла о жизни или смерти Отечества, вот и пришлось принести в жертву будущий цвет нашего офицерства.
Из курсантов были сформированы боевые подразделения, которые дополнили наставниками-политруками, получившими опыт боевых сражений в первые месяцы войны. Вот так младший политрук Зайцев Павел Петрович оказался в руководстве пулемётной ротой учебного батальона курсантского полка Грозненского пехотного училища. Полк, численностью 2464 человека, полностью состоял из курсантов и преподавателей училища. И командовал им начальник училища полковник Сытников Василий Григорьевич.
В конце июля 1942 года 214-я стрелковая дивизия, входившая в состав 64-й армии, удерживала рубеж обороны вдоль Дона. Её левый фланг располагался на правом берегу и тянулся вдоль речки Цимла, впадавшей в Дон.
Полк курсантов Грозненского училища 25 июля 1942 года прибыл в распоряжение командования 64-й армии и сразу получил приказ следовать на усиление левого фланга обороны, которую удерживала 214-я стрелковая дивизия. Вот и оказались юные защитники нежданно-негаданно в боевой обстановке. Походный марш-бросок им пришлось совершить по безводной придонской степи, под жарким палящим солнцем, с оружием и полной боевой выкладкой весом в 40 килограммов, да ещё под налётами авиации противника. К вечеру они достигают обозначенного им рубежа и из последних сил окапываются, чтобы вести бой с наседающим врагом, рвущимся к Сталинграду.
Этот рубеж Ставка Главнокомандующего обозначила как «дальние подступы к Сталинграду». Здесь, на Дону, Сталин надеялся удержать врага.
И стояли насмерть у «грозного Дона» мальчишки-курсанты. Это о них позднее командарм армии Михаил Шумилов напишет: «Бросали мы их на самые опасные направления. Никто не роптал, не жаловался на судьбу. Их можно было обвинить в чём угодно, но только не в трусости и недостатке храбрости. Бесстрашный был народ».
За отвагу и мужество 45 курсантов-грозненцев в этих боях были удостоены орденов и медалей. Однако горькой печалью стало то, что к середине августа (за неполный месяц), их полк потерял в жесточайших сражениях половину личного состава. Погиб и командир полка, бывший начальник училища, полковник Сытников. Во время прорыва неприятельских танков командный пункт был стёрт с лица земли. Вместе с комполка погибли и офицеры штаба. Жена Сытникова была военврачом и воевала вместе с мужем. В один из критических моментов боя, когда нависла угроза оказаться в плену, она застрелилась. Здесь же погиб и их сын-курсант. Позднее на этом поле брани будет установлен памятник семье Сытниковых – как дань особой признательности их мужеству.
В начале сентября от курсантского полка грозненцев останется 600 человек. Столь же горькая участь постигнет и соединения курсантов училищ из Орджоникидзе. (Для справки: город Владикавказ с 1931 по 1941, а затем с 1954 по 1990 годы носил имя Орджоникидзе).
РУБЕЖ МУЖЕСТВА
Вот оно Поле Печали, на котором покоятся те, кто свой человеческий долг выполнил до конца. Это скорбное место возле школы в селе Васильевка, что в Октябрьском районе Волгоградской области.
В 1993 году было решено создать здесь мемориальный комплекс братских могил по правилам кладбищенской архитектуры и перезахоронить сюда останки воинов, покоившихся в беспорядочно разбросанных могилах в степи и по балкам, некогда наспех сотворённых в боевой обстановке похоронными командами. Для этого мемориала подняли из архивов книги выбытия личного состава, которые хоть и создавались в спешке, порой даже небрежно, но хранили достоверные сведения об убиенных.
И вот это Поле Скорби. Перед братскими могилами курсантов возвышается скульптура, олицетворяющая Родину-мать. Она держит лавровый венок – символ вечной печали и скорби. Позади скульптуры, а также по левую и правую её сторонам – прямоугольники братских могил, окантованные бордюрными плитами. Над каждой могилой – тумба с фамилиями на лицевой стороне. У одних фамилий указаны инициалы имён и отчеств, у других – только один инициал, а есть и вовсе без инициалов. По сведениям из интернета, сейчас на мемориале покоится 410 курсантов Грозненского и Орджоникидзевского училищ.
Строй братских могил слева от статуи Родины-матери (если смотреть на неё в анфас) открывает надпись на плите: «Здесь летом 1942 года стоял насмерть 3-й Орджоникидзевский курсантский полк. Слава героям!» Почти аналогичная надпись на плите по правую сторону статуи гласит: «Здесь летом 1942 года стоял насмерть Грозненский курсантский полк. Слава героям!» На четвёртой памятной тумбе этого ряда братских могил значится фамилия Зайцева П.П. Здесь обрёл покой наш дядя Павел.
Вот здесь, у Васильевки, на этой земле, обагрённой кровью, в июле-августе 1942 года шли жесточайшие бои. Село много раз переходило из рук в руки. Понеся огромные потери, курсантские полки отошли к Волге. Их остатки были направлены на переформирование. И в декабре 1942 года, теперь уже объединённый курсантский полк, снова будет сражаться у Васильевки с фашистами, рвущимися на выручку Паулюсу, оказавшемуся в кольце окружения. Но усилия врага были тщетными. Курсантская гвардия, прошедшая школу мужества, выстояла. Позднее, на этой линии сражения, будет установлен знак «Рубеж мужества». Он, по просьбе ветеранов войны, из степных просторов перенесён в Васильевку и установлен на здании Дома культуры.
Вот так поиск следов нашего дяди Павла, затерявшихся на фронтовых дорогах, погрузил нас в события, связанные с героическим прошлым родного Отечества. И этой самоотверженной храбростью наших предков «не только можно, но и должно гордиться».
Соприкосновение с такой живой историей освежает память и не позволяет угаснуть чувству благодарности солдатам Великой Отечественной войны, спасшим Родину от коричневой чумы завоевателей.
Но пора сделать заключительный аккорд в моём затянувшемся повествовании. И им, без сомнения, может быть только замечательное стихотворение талантливого поэта из Санкт-Петербургского Ломоносова Людмилы Беляевой.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Посвящается моему дяде Зайцеву Павлу Петровичу, погибшему в 1942-м, на защите Сталинграда
Ничего ты не оставил
О себе – наш дядя Павел.
Ждали бабушка и дед
Сына с фронта много лет.
Дом родимый ждал…
Но для всех один ответ:
«Без вести пропал».
Лишь с портрета, со стены,
Улыбался нежно,
Дядя Павел, до войны,
В праздничной одежде.
…Нет на свете бабы с дедом –
Жив лишь их наказ:
Вспоминайте в День Победы
Павла каждый раз.
Нынче семьдесят уж пять
Будем дядю вспоминать…
Павла Зайцева в Сети
Правнучка смогла найти.
Нет у нас сомнений здесь –
Имя есть! И адрес есть!
Вписан он в число бойцов,
Кто в сраженье пал.
Сталинградское кольцо
Враг прорвать дерзал!
Долго весть к нам шла, что ждали,
Но замкнулся круг.
С возвращеньем, дядя Павел! –
Младший политрук.
Поэзия лаконичней прозы. В её метафорах – сердечная теплота и искренность, адресованные тем, кто уже не придёт никогда. Пока живём – мы их помним! Иного не дано.
Олег СЕМЕРИН,
журналист, заслуженный работник культуры РФ.
Опубликовано в № 25 (1284) газеты «Брянская правда» от 19 июня 2020 года.